Свет в окошке - Страница 30

— Слушай, — озадаченно спросил Илья Ильич, замерев перед ампирным зданием с лепной надписью «Европейское искусство», — а что, собственно говоря, тут выставлено? Подлинники все в том мире остались.

— Авторские копии, — пояснил Илюшка. — А есть и новые произведения, которые уже здесь созданы. Художники-то, те, кто не забыт, все у нас. Кое-кто бросил работать, а другие — пишут. Для души или на заказ, кто как захочет. Можно заказать собственный портрет работы Ван Дейка — всего полтораста мнемонов, я узнавал.

— Под Ван Дейка или сам Ван Дейк будет писать? — уточнил Илья Ильич.

— Сам. Тут с этим строго, подделки определяются на раз.

— Потом надо будет сходить, посмотреть… Дорого это?

— Нет, какие-то гроши. Художники тут все знаменитые, им наши лямишки не нужны, так что берётся только на поддержание музея, чтобы экспонаты не рассыпались, ну и смотрителям кое-что перепадает.

— А ты говорил, работы нет. Чтобы смотрителем в музее быть, многого не нужно.

— Ага. Только мест таких — раз-два и обчёлся. И каждое занято уже сто лет как. Экскурсию можно заказать за две лямишки, доктор искусствоведения будет по залам водить, лично тебе всё рассказывать. Ему ведь тоже хочется свои знания к делу приложить, да и лямишки нелишними будут, если этот профессор помер лет полтораста назад. Сочинения его век не переиздаются, да и не читает их почти никто, вот он и мыкается здесь, ни живой ни мёртвый, перебивается с хлеба на квас.

— Лямишки — нелишки… — задумчиво пробормотал Илья Ильич. — Любопытно получается, гуманитар здесь худо-бедно, но имеет больше шансов прокормиться, нежели технарь.

— Ясно дело, — согласился сын. — Тела-то у нас умерли, а души покуда нет. А гуманитар, он к душе ближе. Только давай всё-таки пойдём. Хочется соревнования тебе показать. Очень поучительное зрелище.

— Что я, бокса не видел? — пожал плечами Илья Ильич, но послушно двинулся за Илюшкой.

При входе в здание и в обширном вестибюле коловращалась небольшая, но суетливая толпа. При виде вошедших к ним кинулись разом несколько человек, но Илюшка небрежным движением мизинца остановил их всех.

— Тотализатор, — пояснил он небрежно. — И без того сплошная ограбиловка, а уж с жучками связываться — вовсе гиблое дело. Что-то не слыхал я, чтобы на этих тотализаторах кто-нибудь разбогател, кроме владельцев. Пошли…

Под завистливыми взглядами собравшихся Илюшка выудил из кошеля блестящий мнемон. На мгновение зажал меж ладонями, сказал:

— Твой.

— Поберёг бы, — посоветовал Илья Ильич. — Теперь у тебя таких монет изрядно поубавится.

— Будет тебе, — грубовато сказал сын. — Сам же не любишь мемориалы. Пошли.

— Билеты где покупать?

— При входе в зал. Билетёров там нет, мы же входим в частные владения и, значит, либо заплатим сколько положено, либо просто не войдём.

Илюшка продемонстрировал пустым дверям зажатый кулак, и они вошли в зал, где было довольно много народу, хотя и не такая прорва, как ожидалось Илье Ильичу. Во всяком случае, места у самого ринга нашлись.

Уселись, огляделись. Ринг покуда был пуст, по трансляции тараторил диктор, перечислявший победы и звания некоего Апеллеса, о котором Илья Ильич в прежней жизни и не слыхивал.

— Сколько билеты стоят? — поинтересовался Илья Ильич.

Теперь, когда уже заплачено, можно было и поинтересоваться. И Илюшка, поскольку уже заплачено, так же спокойно ответил:

— Пустяки, по тридцать лямишек с носа. Так что у меня ещё сдачи полный кулак остался. Греческий бокс не слишком популярен, а вот на рыцарские турниры, особенно когда из Цитадели бойцы приходят… Баярд, рыцарь без страха и упрёка, против Генриха Второго — десять мнемонов билет стоил. И ничего, раскупили.

— Был там? — коротко спросил Илья Ильич.

— Делать мне больше нечего. Туда зажиревшие бездельники рвались, что при жизни пороха не нюхали. Вот они любят себе нервы щекотать, тем паче что копья у рыцарей не турнирные, а боевые. Убить тут никого невозможно, а покалечить — запросто. У проигравшего, бывает, вся призовая сумма на лечение уходит.

— А как же мне говорили, что здесь и ударить никого нельзя…

— Сейчас увидишь. — Илья кивнул в сторону ринга, где уже появился рефери в белом хитоне, а следом и бойцы. Были они полностью обнажены, мускулистые тела, смазанные маслом, лоснились. Кошели, точно такие же, как и у Ильи Ильича, висели на бычьих шеях, словно оба спортсмена только что явились в потустороннее царство. Впрочем, мир ещё не видал таких пышущих здоровьем покойников. Они были бы схожи как братья-близнецы, если бы не чёрная кожа того, что стоял в правом углу.

— Смотри, — Илюха показал на негра, — этот Свамбо, его при жизни и не знал никто, ну, только в родном племени да враги, которых он громил. А тут — приспособился и уже не первый век кулачными боями деньгу заколачивает. Пять против одного, что он Апеллесу накостыляет, несмотря на все его титулы.

— Какие титулы, ежели ему накостыляют?

— Олимпийский чемпион, — с удовольствием сообщил Илья-младший. — Настоящий, ещё из тех игр, что в Древней Греции проходили, в Олимпии. Имя его небось в каких-нибудь документах сохранилось, только кто те документы читает? Раз в год пара лямишек перепадёт — и всё. Такие здесь призраками становятся. И жить не живут, и помереть не могут, поскольку память о них не вполне истлела. А этот вон как лоснится. Хотя, как подумаю, что он уже две с половиной тысячи лет только тем и занимается, что кулаками машет да по морде получает… тут еще подумать надо, стоит ли так жить.